Ольга Костюк
Я — беларуска, живу в Новой Зеландии. 24 февраля 2022 года Россия напала на Украину с территории моей Родины. В тот же день я отправила сообщение соседке-украинке и попросила у нее прощения. Она меня простила. Я не знаю, простят ли меня другие украинцы. Можно сколько угодно спорить про коллективную ответственность, но я — беларуска, и войска Российской Федерации вошли в Украину именно из моей страны, и я чувствую за это свою вину, ответственность и стыд даже на другой стороне нашего земного воздушного шарика.
Этот рассказ — месть путинской России за то, что украла у меня шесть лет моей жизни в Москве, за то, что лишила меня друзей, знакомых, бывших коллег, за то, что отобрала у меня мою русскую литературу, за то, что вырвала изо рта мой русский язык. Этот рассказ — это совсем маленькая надежда на то, что у кого-то где-то что-то ёкнет.
95 грамм
Я её ждала. Знала, что она придёт со дня на день — Басковы получили свою ещё на прошлой неделе. Брали тачку у дворника и два раза ходили на почту. С силой толкали ржавую, с кривым колесом, посудину, в которой Джураб перевозил осенние листья, песок для ледяных тротуаров и звонкие бутылки и банки. Всего им пришло пять коробок, четыре — побольше, размером с детский гробик, одна — маленькая, как школьный рюкзак их внучки Ленки. На следующий день Ленка в школу поехала на электросамокате, а старшая Баскова в знак благодарности прямо во дворе отдала Джурабу прозрачный пакет с выпадающим розовым капюшоном в искусственном меху.
В измятом извещении из песочной бумаги было написано, что вес посылки — «95 г». Я ещё подумала, что где-то там случайно пропустили первую букву — и так килограммы превратились в граммы. Но тачку у дворника решила не брать: сначала пойду на почту и всё выясню, а потом уж вернусь и попрошу Джураба помочь. Мне Джураб не откажет: я отдала ему все Максимкины старые, ещё подростковые вещи, а на прошлой неделе отнесла не тронутый кремово-бисквитный торт, который мне на 60-летие подарил финансовый отдел.
Народу на почте, как всегда, было много. Семья из дедушки, бабушки, лет на десять старше меня, и внука-дошкольника получала посылки, так же обмотанные чёрными мусорными мешками и прозрачным скотчем, как у Басковых. Они радостно водрузили две коробки на тележку для похода за картошкой на рынок и аккуратно перевезли через металлический порожек на выходе. Я слышала, как мальчик безостановочно спрашивал:
— А дрон там есть?! Мне папа дрон обещал! Есть там дрон?
Когда дошла моя очередь, я протянула постаревшее извещение в маленькое дзотовое отверстие и не успела ничего сказать, как девушка с длинными накладными ресницами вскочила и направилась в заднюю комнату. Через открытую дверь я, перекладывая паспорт с рук в карман и обратно, наблюдала, как она искала мои 95 грамм.
Почерк Максима я узнала сразу: его фирменное «р» с длинной художественной ножкой-закорючкой, печатное «т» вместо прописного и «ц», похожее на «у». Посылка была чёрной, маленькой, размером с коробку от мобильного телефона, многократно обвёрнута пищевой плёнкой. Я потрясла её и прислушалась: внутри было тихо.
На тротуаре, в десяти метрах от почты, дедушка пытался прикрутить отвалившееся от тележки колесо, рядом стояли две посылки и бабушка, которая молча наблюдала за его действиями. Внук бегал вокруг и радостно кричал: «Дрон! Дрон! Дрон!».
Я отошла от семейства, села на край пустой скамейки и, достав из сумочки пилку для ногтей, стала открывать посылку. Плёнка и полиэтилен тянулись и легко рвались. Через разодранную дырку я вытащила ярко-голубую коробку и тут же её открыла. Внутри была смятая газета. Я ощупала руками скомканную бумагу, затем аккуратно разровняла газету и прочитала: «ОАО «Заводской райпищеторг». Отчёт о прибылях и убытках, Звязда, 31 сакавіка 2022 года».
На дне коробки, в складках чёрно-белой газетной упаковки лежала брошка в форме сердца. Три крупных круглых камешка внутри, продолговатые, вперемежку с маленькими — по периметру, большой, размером с тыквенную семечку, — вверху, в изгибе. Задняя фигурная стенка из олова крепко держит каждую стекляшку. Острая иголочная застёжка. Я не отрываясь смотрела на брошку, а она светила мне в глаза лучами скупого алтайского солнца. Я накрыла брошку газетой, закрыла коробку, вложила в разорванный с кружевной буквой «р» полиэтилен и пошла в сторону дома. Я вышагивала по тротуару, аккуратно переходила дорогу, останавливалась перед автомобилями. Лифт стоял на первом этаже, я нажала кнопку «4» и три раза непривычно пробормотала: «Господи, помоги! Господи, помоги! Господи, помоги!»
В квартире я подбежала к стенке, открыла верхний ящик около окна, достала косметичку, высыпала её содержимое на пол. Гигиеническая помада укатилась под кресло, резинки для волос растворились в узоре ковра, крем для рук, каменный медальон, ещё в молодости купленный в Севастополе, заколка-крабик — рассыпались по полу. Брошка в форме сердца, единственное ювелирное украшение, которое за всю жизнь смогла себе позволить моя бабушка, деревенская учительница, упала на голубую повязку для волос. Я взяла её в руки, села на холодный пол, вытянув ноги в весенних сапогах, снова открыла посылку и положила две брошки-близнеца рядом.
апрель, 2022 г.