Ира Данильянц
Почти три года хаотично перемещаюсь в пространстве, не чувствую времени, недавно завела двух собак. Думала, они будут грузинские, с батумской набережной, а они — египетские, из пустыни. Теперь медленно и с длительными остановками направляемся с ними из Африки в сторону Армении.
Добро пожаловать домой
1.
С полудня до четырёх, если сидеть под балконами, собачий боженька посылает Бэлле чего-нибудь из еды. Сухим кормом Бэлла не интересуется, но так уж у нас повелось: я выхожу из подъезда, ставлю на асфальт пластиковый контейнер с чаппи для стерилизованных собак и сажусь в солнечный квадрат рядом с Бэллой.
— Очень умная собака, — дворник делает по двору третий круг. — Умеет улыбаться и прямо как будто разговаривает. Да, Бэлла?
Бэлла соглашается.
— Охотничьи сосиски — её еда, — дворник морщится на мой чаппи.
Бэлла копается, делает вид, что ест, вежливо плюёт корм обратно в корыто из-под мороженого. Я признаю ошибку.
— Давно тут живёт. Другие собаки куда-то деваются, а эта — нет. — Он понижает голос: — Власти за ней приглядывают.
Я делаю страшное лицо.
— Да не-е-ет, — отмахивается дворник. — Я говорю в том смысле, что они знают, что Бэлла здесь прикреплена.
Вот уже 15 месяцев мы живём прямо у моря, под крышей советской четырехэтажки, в квартире без номера, в доме под снос. Говорят, когда-то он был элитным — по одной семье на этаж. Говорят, раньше наш двор назывался «дома КГБ». Говорят, лет 40 назад каждую элитную квартиру разделили на четыре. Потом вытащили стёкла из окон на лестничных клетках, подевали куда-то двери в подъезд, пустили туристов, чаек и голубей. Мы поселились под крышей этой избушки с одним условием: ни с кем не разговаривать. Если спросят, откуда приехали, отвечать, что из Беларуси.
— Нос у тебя грузинский, — говорит дворник.
— Предположительно армянский, — говорю. — Но, возможно, ничей. Сам такой вырос.
— Это правильно, — кивает дворник. — Ничей нос. А то вон Лавров ваш — тбилисский армянин, а человек — так себе.
2.
Когда несуществующие внуки спросят меня, долго ли длились подготовка и сбор документов, я скажу, что да. Всё началось с методички для репатриантов. «Дорогой соотечественник, добро пожаловать домой!» — написано на обложке. Первый год процедуры моей репатриации в Армению был посвящён чтению этой фразы.
Добро пожаловать домой.
До февраля моя армянская идентичность дважды давала о себе знать: в 22 года и в 34. В первый раз дама лет шестидесяти с фамилией на «-ян» увидела мою — на «-янц» — в выходных данных журнала, позвонила в редакцию и предложила познакомиться. Было неловко уточнять, зачем. Мы встретились в обед у входа в торговый центр «Элекам». Она посмотрела на меня выжидательно, сказала: «Вы ненастоящая армянка» и почти сразу ушла. В следующий раз три дня пришлось бегать по подмосковному санаторию от какого-то дяденьки. Он нашёл меня в списках участников конференции и подошёл с коньяком знакомиться, потому что тоже армянин.
— Сама — армянка? — спрашивает дворник.
— Отец.
— Как зовут?
— Ира.
— Отца.
— Сурен.
— Через Ереван летели?
— Угу.
— А чего не остались тогда?
— Да там жить негде. Народу много.
— Ваши понаехали? — хохочет.
— Наши.
3.
В детстве мы с папой смотрели советские мультики «Арменфильма». Все их смотрели, но мы смотрели особенно, так, будто они — наши.
В море ветер, в море буря,
В море воют ураганы.
В синем море тонут лодки
И большие корабли.
Мы читали титры с армянскими фамилиями и в шутку прикидывали, как бы там смотрелась наша. Папа рассказывал, что «ц» в конце говорит о знатном происхождении. Я воображала прабабушек и прадедушек со стороны папы князьями.
Корабли на дно уходят
С якорями, с парусами.
На морской песок роняя
Золотые сундуки,
Золоты-ы-ы-ые сундуки.
Когда прошлой весной я сказала папе, что решила получить армянский паспорт, он спросил, какой в этом смысл, потом спросил, когда мы намерены возвращаться на родину, а потом перестал отвечать на сообщения.
Корабли лежат разбиты,
Сундуки стоят раскрыты.
Изумруды и рубины
Осыпаются дождем.
4.
Вот уже почти 15 месяцев я занимаюсь тем, что составляю списки: список документов, которые могут понадобиться для репатриации в РА. Список документов для репатриации в РА, которые у меня есть. Где бы мне хотелось побывать в Армении. Что нужно прочитать об Армении. Список слов на армянском, которые я уже выучила. Список всего, связанного с Арменией, что я знаю, что у меня есть или было:
1. Мультики «Арменфильма»;
2. Фильмы Сергея Параджанова;
3. Дедушка со стороны папы, с которым мы не общались;
4. Шарль Азнавур;
5. Геноцид;
6. Наринэ Абгарян;
7. Землетрясение;
8. Папины стихи;
9. Военный конфликт с Азербайджаном;
10. Bari Arakeel — народная армянская песня про доброго аиста, которую пела Рита Баграмян из 6 «Д» на линейке о национальных культурах. («Я не бездомный и не скиталец / У меня есть покой, есть приют. / Свободная родина, счастливая страна / Счастливая, счастливая страна»);
11. Рита Баграмян;
12. Озеро Севан;
13. Моя фамилия;
14. Предположительно нос.
Один из таких списков, тот, что про документы, в марте 2023 я отправила в Фонд поддержки репатриантов. К нему же приложила список вопросов про апостили и нотариальные переводы. Через пять минут мне ответили.
«Здравствуйте! Всего, что вы сделали, достаточно! Чтобы получить гражданство РА, всего хватает».
5.
От моего нынешнего дома до консульства Армении в Батуми 1 километр 583 метра. Построить маршрут? Маршрут построен: 14 месяцев, 11 дней, 7 часов и 18 минут пешком. Всё это время я пишу внутри себя бесконечное эссе, мотивационное письмо, cover letter о том, почему меня следует взять в армянки.
«Откровенно говоря, армянского во мне примерно столько же, сколько татарского и туркменского, по разным подсчётам — от одной восьмой до одной шестнадцатой, — пишу я. — Мы с папой никогда не знали языка, не были в Армении и не говорили об этом. Мы и теперь почти не разговариваем. Но он, знаете, всю жизнь пишет стихи, и в них он называет себя армянином. Мне всегда казалось, что это художественный приём. Точно так же он назвал себя в моём свидетельстве о рождении в марте 1986 года. Наверное, хотел порадовать дедушку. Дедушка был гораздо более настоящим армянином, чем мы с папой. Наверное, он даже знал язык и песню про доброго аиста, как Рита Баграмян. Жаль, мы не общались.
Помню, как в начале февраля 2022 года я выбирала билеты в Ереван на 20-е марта, чтобы провести 36-й день рождения на исторической родине. Уезжать куда-нибудь в день рождения — традиция. В 2021-м, например, были Чебоксары.
А до этого — Сочи. И вот мне 36 лет. Уже 37. Почти 38. Последние 15 месяцев я живу в Батуми, учу случайные языки в «Дуолинго» (армянского, как и грузинского, там нет, кстати) и не знаю, что мне делать. Больше всего все эти месяцы я хочу быть собакой. Добродушным батумским псом с серьгой в правом ухе: спать на скамейках, использовать плотный слой чаппи как подстилку, вечерами ходить на берег, орать на чаек.
Недавно я научилась писать своё имя по-армянски и сделала шесть фотографий 3,5 х 4,5 см. Вот моё свидетельство о рождении советского образца (апостиль не требуется). Вот моя фамилия. Вот мой нос».
— Хорошим людям мы всегда рады, — говорит дворник. — Корм свой только тут не оставляй. Другим вечером отдашь.
Я забираю корыто с чаппи, а Бэлла, так и не дождавшись приличной еды с балконов, идёт в ресторан на углу улицы. Хозяин ресторана распахивает перед ней дверь на кухню и выдаёт набор из куриных костей и остатков аджарских хачапури. Охота стать Бэллой.
— Эта, считай, своя, хоть и во дворе живёт, — говорит дворник. — А вокруг бездомных полно.
Июнь 2023