Жабгород

Тихий Жабгород (бывший Крётебург, когда-то Жабаград) накрыла черная туча волчьей песни. Грязный предвесенний снег тихо сыпался с неба колючей крупой, как бы пытаясь предотвратить неизбежное. Собственно, ничего ужасного еще не произошло. Мужчины все еще ходили на службу. Женщины покупали наряды из далеких стран. Дети мечтали улететь к звездам. Но в ботанической сахарной оранжерее уже распускался огромный цветок вороньего глаза. По телевизору уже давно намекали о том, что злой цветок может скоро распустить свой бутон. Но все старались об этом не думать. К тому же по телевизору слишком часто говорили вещи, которые казались выдумкой. Женщина подходила к своему дому, когда тень от тучи спрятала ее собственную тень. Это почти незаметное в городской суете событие произвело на женщину очень сильное впечатление. Она начала выкладывать на покрытый песком лед все покупки из своей вместительной страусино-кожаной сумки. Ей вдруг стало очевидно, что эти вещи ей больше никогда не пригодятся. Все начало неприятно меняться. Домашние еще не ложились, все много и странно разговаривали. Нельзя было понять, пытаются ли все обменяться какой-то новой информацией или просто проговаривают свои мысли вслух. 
На заре женщина проснулась от звонка подруги. Подруга рыдала в трубку. Что именно произошло, из слов подруги было неясно, но что «началось», женщина уже и сама понимала. 
Через несколько дней жизнь как бы вошла в привычное русло. Пространные, взволнованные разговоры сменились разговорами о нескончаемых метелях или изменениях курсов валют. Быт, птенцы, завтрашний день, интерес к личному будущему помогали забыть о цветке вороньего глаза. Угол реальности все-таки сместился, как при качке на корабле. Но это было всего 30-40 градусов. К качке же почти все привыкают за несколько дней. Людей, не способных к ней привыкнуть, всего несколько процентов на популяцию. Как и людей, в принципе не обращающих на качку внимания. Каждый маленький ледокол медленно и успешно продавливал наст под своими ногами. Марципан ледяного покрова часто просто плавно продавливался железным наростом живота, не вводя в аффективные состояния резким перепадом высот. Все уже точно знали, что волчий цветок разросся до таких размеров, что проломил хрустальную скорлупу теплицы и выбрался наружу. 
Все знали и не говорили об этом. 
Однажды мужчины собрали самые необходимые вещи и уехали на вокзал. Детей увел царский крысолов. Нарядные платья истлели. Женщина осталась одна в домашних сумерках. Съестные припасы в квартире постепенно заканчивались, но женщина воспринимала это спокойно. К этому времени она практически перестала употреблять пищу и не нуждалась в сне. А телевизор, видимо, окончательно сошел с ума. Женщина обменяла его на певчую серую птицу. Птицу звали Феникс. Реальность становилась все более зыбкой или полупрозрачной. Даже тело, казалось, все время меняется, что-то внутри то высыхает, то лопается. Даже нельзя было сказать, что твое тело — это такой знакомый с детства лес, где все тропинки за одну ночь поменяли свои маршруты. Это было что-то другое. Какой-то новый пубертатный период. Но при этом не очень-то продуманный матушкой природой или не очень-то линейный. Такие изменения не готовят тебя к новой жизни взрослых людей. Они просто делают твою жизнь непригодной для жизни. 
Пальцы выпадают как волосы, суставы выворачиваются розовой изнанкой, череп становится мягким, голосу приятно повторять одинаковые звуки, корешки зубов прорастают наружу лица желтоватыми бровями, цветное зрение заменяется туманными бельмами, полифония звуков сменяется жужжанием тишины. 
Солнце клонилось от золотого века к серебряному. Цветы на окнах стали жить своей жизнью, кто-то тихо шелестел или скрежетал зубами, кто-то вовсе постепенно стал превращаться в странные, грибоподобные светлячки, светящиеся в темноте. 
За окнами уже несколько ночей подряд выла большая белая собака, похожая на старый сугроб. Откуда она пришла, никто не знал. Кажется, ни чипа, ни ошейника с номером телефона хозяина у нее не было. Куда она исчезала днем, тоже никто не знал. Возможно, она превращалась в женщину и шла, вместо исчезнувших мужчин и детей, на завод собирать металлических летучих драконов-убийц на пульте управления. Впрочем, если бы даже у нее был ошейник с номером телефона, хозяев все равно найти бы не удалось. Сотовая башня рухнула во время метели, телефон перестал выходить на связь. 
Теперь женщина могла узнавать о том, что происходит в ее родном Жабгороде и в других частях света только из рассказов птицы Феникс. Но птица Феникс все время казалась то утомленной, то встревоженной. Когда женщина обращалась к ней с вопросами, птица начинала прыгать по клетке или отворачивать голову и шептать себе под крыло: «Каркнул голубь — „Никогда“». С работы женщину уволили за ее политические взгляды. Общение с подругами-коллегами постепенно тоже сошло на нет. Стекла на окнах ее квартиры почти полностью покрылись слизью и лишайником, выделяемыми горшечными растениями. Женщина все больше времени проводила перед зеркалами. Или за туалетным столиком в своей спальной. Или прямо в прихожей, забравшись на маленький антикварный шкафчик с обувью. Вместо своего отражения женщина видела в зеркале страшные сцены из далекого настоящего или скорого будущего, которые ей никогда не показывали по телевизору. Иногда ей начинало казаться, что в зеркале отражается совсем не она. В такие моменты ей очень хотелось позвать к зеркалу своего брата-близнеца, или хотя бы сына. Чтобы просто сравнить, насколько она изменилась, или ей это все только сейчас кажется. Но оба они куда-то уехали, или их увезли. Возможно, они были уже давно мертвы. Женщина понимала, что пока она не умрет, она больше никогда не узнает об их судьбе. Она старалась не думать об этом и об их совместном прошлом. 
Время от времени ей начинало казаться, что она сама попала в зеркало, а через стекло за ней наблюдает коварная двойница. В глазах соперницы появлялись исчезающие остроконечные улыбки Чеширского Кота. В такие моменты женщине становилось головокружительно страшно, она быстро теряла сознание. В забытье женщине снился один и тот же сон. 
Ее тело снова становилось красивым и молодым, косы на голове расплетались и покрывали спину волнистой шубой. Она плыла на огромном белом звере по изумрудному желе тропического океана. Пепельно-желтый древний закат никогда не превращался в прохладную игольчатую ночь. Откуда-то из глубины доносились тихие рыбьи крики. Ей было хорошо и спокойно на мокром ковре теплой спины. Женщине казалось, что она знает, куда они плывут, но она каждый раз почему-то не хотела задавать вопрос зверю. Ей просто нравилась эта симфоническая идиллия жемчужных кораллов. Ответ на вопрос о будущем не сулил ничего хорошего. Самого движения было вполне достаточно. Вокруг тоже больше ничего не происходило. Но это был только сон. 
После пробуждения воспоминания о нем не приносили облегчения. Они просто откалывались маленькими осколками горного хрусталя под молотком мохнатого геолога времени. 
Как-то раз из забытья женщину вывел стук в дверь. В первую секунду женщине показалось, что она и есть тот самый цветок вороньего глаза, которому только что отрезали голову ножницами для разделки рыбы. Вернувшись в себя, она подошла к двери. Очень осторожно, стараясь не издавать ни единого звука. Ламинат прихожей все-таки хрустел под ее шагами, как первый лед на лужах, но она успокаивала себя тем, что через пухлое, засаленное брюхо обивки двери никакие звуки к посторонним, задверным существам не могут проникнуть. Интуитивно преодолевая внутреннюю тоску предчувствия, женщина заглянула в глазок бородавчатой дверной стали. 
За дверью в подъезде стояла другая немолодая женщина. По каким-то едва уловимым признакам было видно, что еще недавно, может быть, всего несколько месяцев назад, эта гостья жила спокойной и интересной жизнью. Скорее всего, у нее была семья, дети, или даже взрослые внуки, кошка, или собака. Ей нравилось уделять время себе и своим близким. Сейчас на душе у гостьи было неспокойно. Признаки помешательства были очевидны даже через вывернутую лупу дверного зрачка. В руках она держала огромную картонную коробку с тортом «Счастливое детство». Или из-под торта. Такие коробки с венчиками бокаловидных кремовых роз уже много лет назад были сняты с производства. Женщине очень захотелось сейчас же замкнуть шору глазка, хотя осмотр гостьи занял меньше секунды. За это совсем короткое время гостья успела превратиться (возможно только в нашем воображении) из заблудившейся уставшей чудачки в дурашливую, пританцовывающую жабу. Жаба сразу приблизилась к зрачку и прошептала в стеклянное отверстие, как будто кому-то на ухо: «Не забудем, не простим». Женщине в стеклянной трубе почему-то послышалось «жених вернулся». Ватно-бетонный ужас, охвативший сперва все новое тело женщины, а потом и всю ее квартиру, не помешал ей быстро открыть дверь. За дверью гостьи уже не было. На придверном коврике с надписью «Если будешь улыбаться, все мечты начнут сбываться» оставалась только картонная коробка с розами. Внутри коробки лежала мертвая березовая снегурочка. 
Но это не было то самое страшное, это было просто начало конца.