Дневник жены

Каждого встречного мужчину оцениваю: этот слишком стар, этот не служил, этот не годен, этот ещё учится, вон какое лицо беззаботное, этот..? И снова, как бисер про себя перебираю всех, кого знаю; этот слишком стар, этот не годен, у этого пятеро детей, у этого инвалидность, этот воевал в Чечне во время срочной службы… Расстались десять лет назад. Мне очень хочется сейчас ему написать, что я его любила и помню до сих пор, что буду помнить до последнего дня, и буду всегда писать о нём. «Прости, что я про себя отмахнулась: «Это была не настоящая война, неизвестно ещё, может, в штабе отсиделся, а может на кухне, толстым вон каким вернулся из армии, фотка стоит на шкафу». 

Написала в VK единственной приятельнице, что очень переживаю за мужа, хоть он и не годен по состоянию здоровья, но у него нет ни одного документа на руках: никогда не думали, что они могут понадобиться, муж не хотел и говорить о болезни, не хотел иметь при себе эти бумаги. Он не хотел болеть. Когда-то ему очень нравилось в армии, нравился режим, задачи, необходимость преодолевать себя. Приятельница ничего не ответила. Боится, что переписку вычислят и её загребут. А больше мне некому написать. Мама сказала: «Никуда не денется, пойдёт воевать, за уклонение 10 лет тюрьмы». Я ей говорю: «А что лучше?» Молчит удивлённо. Неужели можно сравнивать? «Там ведь не сразу на войну отправляют, сначала месяца три учат». А ну это меняет дело. 

Внутри у меня ядерный взрыв. Впервые мне пришла в голову мысль, что пропаганда может быть не только со стороны государственной власти. Эти пугающие сообщения о том, что людей будут останавливать посреди города и вручать им повестки… Я умоляю мужа не выходить из дома, до той поры, пока ему не выдадут справки. Он всё время молчит. 

Спрашиваю у него: «Олег тебе писал?». «Писал». «Что говорит? Боится?». «Мы об этом не говорили». Как можно не говорить об этом с лучшим другом? Мне не оказаться на месте его друга, абсолютно здорового парня, с которым муж служил когда-то. Возможно, писать об этом он не хочет и не может. А, может, боится, как моя приятельница. «Как дела?» «Всё хорошо. Приболел. Погода дождливая. А так всё хорошо». 

Двоюродный брат звонит мужу, чтобы сорваться на него. «На войну пойдёшь?» спрашивает, прекрасно зная, что мужа не могут взять на войну. Муж потом ходит в растерянности и не понимает. Его разрывает на части: Война, и стыдно быть трусом. Ложь, обман, подлость, и нужно бежать. Бежать в больницу, просить выдать выписку из истории болезни. Я ему говорю: «Будешь носить всегда с собой». Он не хочет. Ему неприятно прикрываться болезнью, ещё и брат двоюродный, чёртов ублюдок. Сам уверен, видимо, что до него руки не дотянутся. Какой там у него козырь в рукаве?

Муж взял и ушёл с утра на прогулку, попить кофе в ТЦ. Я осталась одна, звонить в больницу, узнавать, как получить выписку. Муж так долго не возвращался, и мне всё мерещилось, что его схватили, куда-то увезли. Мне некому позвонить. Даже он не говорит со мной. 

Иногда я лежу без сна, пока муж сопит рядом, и мечтаю о том, как обниму того парня и мне станет легче. С ним всегда было легко. Я и про то, что он был на войне, узнала уже после того, как мы расстались. Он никогда меня не грузил своими проблемами. Только посмотрит так пристально-пристально, тихо, будто погладит, и любая боль проходит, любой страх. Не знаю, где он сейчас и с кем. Мысли о нём помогают мне вынести это совершенно одинокое барахтанье в кошмаре. 

В этот, пожалуй, самый страшный день в моей жизни мы с мужем поехали на другой конец города в больницу, чтобы получить-таки грёбаную выписку. Муж всегда очень быстро ходит, я начинаю задыхаться через какое-то время, прилаживаясь к его шагу. Теперь он шёл на два шага позади меня. Он не может пойти на войну, и он не уверен, что сможет пережить психологическое давление и угрызения совести от того, что, например, его лучшего друга отправят на войну, а он останется в тёплой московской квартирке с кошками пить сок яблоко-груша из Вкусвилла и смотреть передачи по Культуре. Он очень любит слушать оперу. 

Я все смотрела и смотрела на мужчин на улице. Вот пятеро вышли с работы кучкой, пожимают друг другу руки, солидно одеты, с дипломатами. Сейчас кто домой, кто в бар по пиву. Лица у всех спокойные и свободные. 

Нам сказали, что выписку из истории болезни выдадут в течение 30 дней, но возможно раньше, сказали ждать звонка. 

Мы вышли из больницы, взяли кофе. Две недели назад я купила билеты в театр. Я зашла вчера по кнопке «купить билет» и увидела, что почти весь зал будет полон. А у нас билеты на первом ряду. Мне стало неловко, когда я представила два пустых места в первом ряду в центре, и я решила идти в театр. 

Перед началом спектакля зрители галдят, как обычно, говорят о чём-то таком обыденном, о спорах с соседями, о ремонте, о квартплате. Мы смотрим «Господа Головлёвы». Постановка мне не нравится. Но я внимательно слежу за актёрами и тем, как режиссёр интерпретирует литературное произведение. И на три часа напрочь забываю о мобилизации. Я выхожу из театра и понимаю, что три часа меня не было в этом душном страшном мире. И я благодарна. Вечер удивительно тёплый и сухой. Листья шуршат под ногами, как в самую обычную осень. Мы идём до метро, и я говорю мужу, что мне кажется, повесть не о вине одного человека за смерть всех близких, а о вине общества за деградацию. 

За два дня до объявления мобилизации я подала заявку на обучение в литературной мастерской любимой писательницы и записалась на собеседование. Сейчас я постоянно думаю, продолжить мне или отказаться от участия. Я не смогу. Я не смогу. Как я буду учиться писать в этом аду? А что, если это и есть моя задача? Смочь. Несколько раз я начинала письмо куратору: «Сейчас не могу думать ни о чём, кроме …» и удаляла. Обучение стоит немало. Я могла бы не тратить эти деньги на учёбу, а помочь, например, сестре. Она сейчас живёт на берегу Чёрного моря в гараже с собачкой, которую приютила. Весной они с подругой покинули съёмную комнату в коммуналке в Питере, сдали вещи в камеру хранения и уехали на берег Чёрного моря в какой-то крохотный посёлок. Там они пытались заработать, сначала делали уборку в номерах гостиницы и им разрешили жить в подсобке, потом в их услугах перестали нуждаться, их кто-то пустил пожить в гараже. Сестра продавала в парке сувениры. Всё время витает в облаках. Говорит, что в Питер уже не вернётся, что не может больше работать столько, чтобы и за комнату платить и выживать. Но и к матери не вернётся, будет искать работу на каком-нибудь предприятии в области, хоть на той же птицефабрике, там и общежитие дают. И мне на минуту кажется, что нет ничего лучше, чем жить в общежитии птицефабрики и каждый день выходить на конвейер с курами. Отсюда это видится какой-то своеобразной свободой. Хорошо, что у сестры нет мужа. Хорошо, что у мамы нет сыновей. 

Ночью словно древний ящур ползёт по земле, скребёт, грохочет, вынимает душу. Это всего лишь мусоровоз. Мне снится конец света; на нас надвигается облако пыли, пыль забивает нос, рот, дышать невозможно... Просыпаюсь и невыносимо хочу секса. 

Психолог мне вчера сказала, возможно, я не хочу идти в литературную мастерскую, потому что у любимой писательницы нет ни мужа, ни сына, ни отца. Я боюсь, что она не «ответит» мне, как и та единственная моя приятельница, которая ещё на днях охотно писала мне про случайную связь в командировке после вина. А теперь молчит. 

Из театра мы едем домой на метро. Я читаю рассказ Евгении Некрасовой. Никогда раньше не могла её читать, есть в ней что-то холодное, отстранённое, а сегодня весь день читаю её рассказы. В метро я не ездила уже год. Отвыкла. Рядом со мной сел парень. От него очень сильно пахло перегаром. Я не выношу этот запах, но я не отсела. Наверное, ему сейчас страшно и пусто, он выпил, потому что не знает другого способа успокоиться. 

В сквере женщина гуляет с собакой. Собака, некогда мощная, крепкая, сильная, сейчас идёт с трудом. В какой-то момент она, как будто невзначай, ложится на траву, и не удерживает равновесия, падает на спину, виновато ловит взгляд хозяйки и пытается быстро встать. Мне, как и собаке, очень хочется упасть в траву и лежать. 

На следующее утро муж идёт в магазин, я ему говорю «Не бери ни у кого ничего (повестку), и никому ничего не давай (паспорт)» С Богом. Говорю. И крещу его. Муж идёт в ТЦ, как на войну. Я сажусь написать этот текст, потому что я хочу сохранить память о нас, маленьких, слабых, испуганных, исчезающих. 

Муж пишет в whatsapp:

«Может взять арбуз?»

За окном бесконечный дождь.