Когда я была русским

I look like them, but not to them.
I sound like you, but not to you.
(Charlotte Audigéry, Bolis Pupul. Blenda)

Уехав из России, я могу снова твёрдо и гордо заявлять, что я армянка. Более того, армянский язык предоставляет ясную категорию для меня: Ես ռուսահայեմ: То есть я принадлежу к русским армянам, так же как другие могут быть грузинскими армянами, персидскими армянами и так далее в зависимости от принадлежности к конкретной диаспоре. Но в месяцы до отъезда мне казалось верным говорить, что я русский. Хотя это была и шутка, в ней был ответ на некоторые витавшие в воздухе сомнения. Что значит, когда нерусские говорят, что они русские и как это возможно?
С началом полномасштабного вторжения в Украину  национальный вопрос в России обрёл новую актуальность. Теперь как будто от всех требуется занять по нему позицию. Общая динамика приводимых ответов задаётся несколькими течениями. Можно, например, быть русским и сплотиться вокруг тяжёлого решения президента. Альтернативно можно настаивать на своём отличии и несовпадении с русскими. Это два пути относительной ясности, два пути знания. 
Если путь акцентирования своей нерускоссти требует дополнительных шагов, чтобы разобраться, какими именно стать нерусскими и как это сделать, то в первом случае всё предельно ясно. Причём ясно всем и по всему миру: куда бы вы ни пришли, все знают, что значит ваша русскость и чего от неё ожидать.
Такая определённость породила много тревоги, переживаний и иногда яростного  несогласия. От неё же были самые проклятые высказывания и идеи за прошлый год. В побеге от собственной русскости придумали провалившуюся нацию, хороших русских с отдельными паспортами, выжженное поле путинистов и непреодолимый разрыв между уехавшими и оставшимися. Среди всех этих людей, которые не знают, как дальше быть русскими, я решила, что со всем своим опытом могу показать им путь, и стала на каждом шагу заявлять, что я русский.

Переживание ассимиляции

Идентификация с титульной нацией — процесс для нерусских чаще всего навязанный. Подобная ассимиляция — часть имперской политики. Навязать свою религию, свой язык, свои имена, свои названия поселений. В конечном счёте можно рассчитывать, что однажды сами люди, подвергающиеся ассимиляции, забудут свою культуру. Множество структурных изменений, начиная от постепенного появления первых миссий и до обязательного образования по стандартам имперского центра, подталкивают к идентификации колонизированных с колонизаторами. Так, культура постепенно может отмереть, как будто даже естественным путём.
Несколько более неожиданно видеть идентификацию власти с колонизированными народами. Когда президент говорит «я лакец, я чеченец, я татарин, мордвин, еврей, осетин», мы сталкиваемся с чем-то новым. Я в этой ситуации вспоминаю, как легко кавказцы, побеждающие на международных соревнованиях по единоборствам, становятся россиянами или даже настоящими богатырями. И как во всех остальных ситуациях они, как и я, продолжают оставаться хачами.
Но мой опыт уводит меня в неправильную сторону. Как часто отмечают азиаты России, цель путинских высказываний в том, чтобы утянуть с собой представителей всех народов, измазать кровью всех. К тому же это позволяет удобно использовать в своих целях западный расизм: в преступлениях оказываются виноваты не те, кто принимали и исполняли решения об убийствах, а азиатское влияние на них. И это будут повторять на кухнях, в сети и даже в папских энцикликах.
Во всех народах, испытывающих на себе имперскую политику, есть люди, готовые идти на ассимиляцию, будь то ради своей выгоды, по искреннему желанию или только из соображений удобства и безопасности. Легко можно найти по одному человеку от каждого из двухсот народов России, чтобы они вместе сказали “Я русский!” на видео. Что стоит за этим утверждением в жизни тех, кто говорит это искренне, а не за обещанную плату?
Обычно за этим стоит принятие и поддержка политики государства, вне зависимости от интересов народа, к которому принадлежат поддерживающие власть, или иногда даже вне зависимости от интересов самих этих людей. Реже встречается позиция консолидации с народом, с россиянами. Народ здесь понимается часто как единое целое, без противоречий и расходящихся интересов и мнений. Весь народ хочет одного и того же, и те, кто с ним отождествляются, конечно же, знают, что именно нужно народу.
Не менее важно, что никогда не обнаруживается в поддержке правительства или народа от таких нерусских. В ней никогда нет серьёзной критики сложившегося устройства. Изменение положения в пользу большей возможности самоопределения для жителей страны никогда не входит в список чаяний тех нерусских, которые говорят, что они русские. Для них важны атрибуты власти: флаг, герб и территория — что бы это ни значило для людей. За этой позицией лежит только идентификация с властью. В ту же группу попадут и те нерусские, которые не пытаются называть себя русскими, но будут просто стремиться из страха перед возможными проблемами максимально поддержать власть. Для них важно не высовываться и не отсвечивать: иначе можно нарваться на депортацию или агрессию националистов. Отождествление себя с русскими, поддержка президента или речь от имени народа здесь значат одно и то же. Первично именно принятие и поддержка права на принуждение, самой власти и подчинения, которые в  итоге всегда значат гибель — уничтожение народов или смерти конкретных людей.

Нерастворимый остаток

От российской интеллигенции любой национальности нередко приходится слышать, что все мы русские, будь мы евреи, татары, горцы или кто угодно ещё. Как бы то ни было, утверждают они, мы все относимся к русской культуре или определяем себя в её координатах. И хотя, мне кажется, что эта позиция немало упускает (например, все нерусские будут куда больше настроены узнавать что-то о людях своей национальности, чем сами русские), я хочу принять это допущение и разобраться, нужно ли его чем-то дополнить. Хорошим проводником по этой территории будет Манижа.
«Russian Woman», с которой Манижа выступала на Евровидении, во многом воплощает ассимиляционистские устремления. Текст её песни по большей части бессмысленный и выводит только обобщённый образ женщины, которая в горящей избе коня на скаку остановит. Её номер предлагает выборку женщин, которых подводят под этот образ: это представительницы многих национальностей самого разного возраста, телосложения, происхождения и из самых разных уголков страны. Платье Манижы — большая механическая конструкция, которая вбирает многие национальные костюмы. Но самый распознаваемый объединяющий элемент её выступления — то, как она хлопает дверью, выбираясь из этого платья.
Всё ли в этой песне и в выступлениях на Евровидении работает на создание собирательного образа, в который вписалась бы любая женщина России? 
Нет, Манижа оставляет один знак, чётко указывающий на нероссийское происхождение. Мы слышим восточные инструменты, ритмы и мотивы в её музыке. Причём это именно восточные мотивы, не часть и развитие какой-то конкретной традиции, а аллюзия на музыку огромного региона, Ближнего Востока и Центральной Азии (но и не откуда угодно). Это сомнительное, конечно, обращение, и всё же оно имеет конкретное значение в песне и тематизируется в её творчестве дальше. В контексте этой песни восточные мотивы указывают, что можно быть русской женщиной,  несмотря на все однозначно нерусские черты.
Сингл «Недославянка» разбирается с теми же вопросами. Как и все, кто относится к третьей культуре, Манижа испытывает трудности с тем, чтобы претендовать на причастность как к культуре страны, из которой уехали её родители, так и к культуре той страны, в которую они приехали. Причём трудности могут быть как внешние, так и внутренние: как неприятие в новой стране или в оставленной родине, так и стыд за своё происхождение и восприятие. Маниже приходится искать способ заявить свои права на отношение к каждой из этих культур. Карикатурные мотивы — один из таких способов. При этом не исключено, что исполнитель:ницы из Таджикистана будут использовать без каких-либо проблем такие же или близкие партии в своих треках.
До сих пор мы не поговорили о главном событии в каждой из этих песен. В них обеих в какой-то момент Манижа переходит на английский. Уходя от русского, она выбирает не родной язык своей семьи, а третий язык. Так, сам выбор языка дублирует жизненную ситуацию Манижи. Причём на английском иногда проговариваются главные моменты. «Russian Woman» представляет собой набор тегов и стереотипных ситуаций из облаков вокруг понятий «русский» и «феминизм». Её посыл проговаривается напрямую, но сколько русских женщин поймут, что they are strong enough to brake the wall?
Культурная ассимиляция может быть полной, но остаётся несводимый физический аспект: есть люди, которые из-за своего внешнего вида не будут признаны членами титульной нации. Во второй совместной с рэпером Фарди версии клипа «Недославянка», записанной в поддержку преследуемого тогда комика Идрака Мерзализаде, проговариваются именно эти моменты. Как бы глубоко мы ни были погружены в русскую культуру, как бы ни идентифицировались со страной, внешний вид некоторых из нас будет указывать на нерусское происхождение. И из этого последует настороженность прохожих на улицах, повышенный интерес к нам полицейских, нежелание сдавать жильё или принимать на квартиру и проч. Часто это отношение начинается с внешнего вида, порой оно меняется из-за голоса, а иногда появляется в ответ на наше имя. В заявлениях о своей русскости от нерусских таким образом чётко выделяются две группы. 
Эти заявления легко принимаются от тех, чей внешний вид сходит за русский, и никогда окончательно не принимаются от «лиц кавказской внешности», «выходцев из стран Центральной Азии» и всех прочих из нас, для кого придумали такого рода эвфемизмы. Одни слишком легко теряют то, что их отличает, другие не могут доказать свою близость. Отсюда две противоположные стратегии: равенство и принятие для первых значит признание их отличия, равенство и принятие для последних — принятие их схожести. Манижа, очевидно, принадлежит ко второй группе, и это определяет эту часть её творчества. Исполнитель:ницы из первой группы, те же Бурановские бабушки, например, будут акцентировать то, что их отличает. 
Если учесть этот момент, новым светом играют две строчки из Недославянки:

    На земле родной я уже чужой,
    На земле чужой — ещё не родной.

Казалось бы, всё очевидно: покинув родную страну, ты отделяешь себя от её судьбы и становишься чужим. Оказавшись в чужой стране, ты предпринимаешь усилия, чтобы однажды в эту страну вписаться. Но такой взгляд принимает во внимание исключительно культурные и социальные элементы: изучение языка, обычаев и этикета, легализация своего пребывания в стране. На физическом уровне всё работает иначе: тела определённого, конкретного вида оказываются своими и чужими в каждом конкретном уголке мира. Так, например, прохожие едва ли с ходу назовут меня чужаком на Южном Кавказе, в Средиземноморье или на Ближнем Востоке, потому что я выгляжу как многие люди в этих местах. И совсем не так дело в России или многих европейских странах. Если бы строчки Манижи отражали фактическое положение дел, то, кроме хиазма, они должны быть одинаковыми:

    На земле родной я уже чужой, 
    На земле чужой уже не родной.

Неприятие на чужой земле — это исходный пункт. Там, если ты не выглядишь так, как привычно местный, ты всегда уже не родной. И если ты оказываешься в этом положении, говорить, что ты ещё не родной — это значит утверждать не только, что ты поменяешься, но и что поменяется само представление о том, что такое быть своим, быть родным на этой земле.
Песни Манижи как раз оказываются в этом положении и предлагают разрешать именно эти проблемы. В невозможном совпадении с образом русской женщины, между двумя народами, оба из которых не включают, а иногда и не хотят включать, всё, чем является Манижа, она заявляет о том, что она и есть русская женщина. Она постулирует, что можно и следует принять как русских  тех, кто не совпадает с представлением о русских, чтобы не ограничивать не только их,  но и себя в условиях непредсказуемых миграций.

Неопределённо-русский

В чём источник тревоги русских (и чуть меньше всех россиян)? В том, что теперь слишком понятно, что такое быть русским. Государство диктует, кто такие русские. Русские — это ясноликие светловолосые люди, обязательно православные, их основной язык непременно русский. Они никогда не задумывались о своём гендере,  и у них ни разу не было интереса ни к кому не противоположного пола. Ещё они обязательно хотят рожать детей и жить в России. Поэтому они поддерживают своё правительство и хотят войны. Такой или похожий образ транслируется в стране и за её пределами. Он порождает оправданное желание всеми силами отделиться от всего, что связано с ним.
Но невозможно использовать так имя народа. Моё заявление и заявление Манижи о том, что мы русские показывают, что есть пространство для трансформации представления о русских. Не «хороших» русских. Просто русских. С началом вторжения это заявление становится жестом солидарности и знаком возможности изменений. Не надо бросать русских, в том числе потому, что монополия на русских используется государством. Мы же заявляем, что русские могут быть какими угодно. Нет никакой неизбежности в отношении к этому или другому народу. Потому что в конечном счёте, кто вообще знает, что значит быть русским.